Мои 80-е: Фотография в СССР
Почти каждый советский пионер моей эпохи мечтал о фотоаппарате «Зенит-TTL», разрекламированном в журнале «Наука и жизнь» перед Олимпиадой-80. Это был едва ли не единственный доступный в продаже полупрофессиональный фотик, но стоил он для пионерии непомерно дорого, больше 200 рублей. Все технические недостатки камеры с лихвой покрывались пижонской надписью «ZENIT» и подсознательно крутой англоязычной аббревиатурой TTL. Еще ходил слух, что камера относилась к разряду «олимпийских» товаров, то есть ее производство было под усиленным контролем качества (обычные «Зениты» часто ломались из-за плохой сборки).
Да, мы знали, что существуют фотики и покруче, и подороже («Зенит-18», к примеру, стоил 540 рублей). Знали и то, что 77-рублевый «Зенит-Е» с допотопным «Индустаром» был ничем не хуже и даже надежнее, но почему-то мечтали о TTL. А что вы хотите от поколения, которое фанатело от заморских жвачек и полиэтиленовых пакетов только потому, что на них были латинские буквы?!
Этот фотик еще жив, только батарейка экспонометра села
Моя детская мечта идиота сбылась лишь в 1990 году, когда на закате СССР вышел преемник TTL — «Зенит-122». А до той поры приходилось фоткать на дедушкины «Зоркие» и «ФЭДы» — фотоаппараты, безусловно, хорошие, но до жути ветхозаветные. Ну а для экспериментального творчества у меня, как и у большинства советских школьников, была собственная любительская камера.
О-да, это была «Смена-8М» — самый массовый фотоаппарат в мире, если верить Книге рекордов Гиннеса. «Смена» стоила всего 15 рублей, и поломать ее было не так жалко, как, скажем, «Сокол» или «ЛОМО-Компакт». Только вот хер ты ее просто так поломаешь! «Смена» была неубиваемой и безотказной как автомат Калашникова.
Первую «Смену» мне презентовал известный в криминальных кругах фотограф по кличке Князь, имевший не совсем законный бизнес в ленинградских моргах. Он же тогда и сказал, что до тех пор пока я не научусь нормально фоткать на «Смене», ни о каких других фотиках лучше не думать. Его совету я внял, ибо для меня он был просто дядей Валерой и просто классным фотографом, у которого всегда можно было спросить что-нибудь по существу и получить самый обстоятельный ответ.
А вопросов было немало. Это сейчас съемочный процесс начинается с предпросмотра и завершается отправкой файла на принтер, а в то время отснятый материал напоминал кота в мешке, которого еще нужно было проявить, перенести на фотобумагу и высушить — угробить снимки можно было на любом этапе производства. Мало того, пленку можно было недосветить или пересветить еще на стадии экспозиции, тупо выбрав не ту диафрагму или выдержку. Обычно у новичка из всех 36 кадров редко выпадало больше 10 снимков, хотя бы технически пригодных для печати, и от марки или статусности фотоаппарата это никоим образом не зависело.
Первым делом пленку нужно было проявить. В домашних условиях для этого использовались проявочные бачки такого типа:
В абсолютной темноте пленка накручивалась на пазы барабана по спирали, затем закрывалась крышкой, и туда наливался раствор проявителя (до этого следовала тренировка при свете с какой-нибудь бесхозной пленкой). После выдерживания в проявителе жидкость сливалась, пленка ополаскивалась стоп-раствором (на практике совершалось надругательство обычной водой из-под крана), и затем туда же заливался раствор фиксажа, который можно было потом использовать повторно, уже для другой пленки.
После сушки наступал черед фотоувеличителя, ванночек и красных фонарей. Вся атрибутика моего фотографического прошлого, увы, не сохранилась, но на просторах рунета еще маячат эти славные артефакты. Какой именно фотоувеличитель у меня был, уже не помню, но что-то вроде этого УПА, с неуклюжей кадрирующей рамкой:
А вот фонарь был точно такой — скрипучий и неудобный до жути:
Суть процесса печати такова: из негативного изображения на пленке нужно получить позитивное на фотобумаге. Лист фотобумаги укладывался на кадрирующую рамку и засвечивался как на простыне кинопроектора, только в роли проектора выступал фотоувеличитель со вставленным кадром на манер слайда. Засвеченная бумага тут же последовательно отправлялась в ванночки с проявителем и фиксажем. Вроде бы ничего сложного, но сам процесс всё равно был муторным. Для печати фоток какого-нибудь эпохального мероприятия требовалось гробить весь день, а то и неделю.
Все вышесказанное относится лишь к самому распространенному в стране черно-белому способу печати с ходовых фотопленок типа «Свема» и «Тасма». Это не значит, что секса с цветными фотографиями в СССР не было. Существовала целая империя мазохистов, пытавшихся осилить цветную печать в домашних условиях, но мало у кого из любителей это получалось. Советские цветные пленки были сами по себе отстойными, а к бросавшей вызов ГДРовской ORWO не было в свободной продаже реактивов для проявки (или всё-таки были, но только не в наших палестинах).
В принципе, можно было отщелкать на ORWO и сдать пленку на печать в обычное советское фотоателье, но до появления «Кодаков» эта идея считалась кощунственной — какой ты на хер фотограф, если не умеешь распечатывать свои снимки сам?!
Отчасти я понимаю тех олдфагов, которые до сих пор ратуют за теплые ламповые снимки, сделанные на пленочных фотоаппаратах. Всё-таки в ту эпоху фотография была целой жизнью, исполненной радостями и разочарованиями. Тогдашние фотографы умели останавливать мгновения и очень гордились этим. Нынешние лишь фоткают еду.
А на чем останавливал мгновения ты, %Username%?
© Генрих Лиговский
28.05.2013
|
